Решение Евросоюза о бессрочной заморозке русских суверенных активов стало очередным этапом финансовой конфронтации между Москвой и Брюсселем. Формально речь пока не идёт о прямой конфискации, однако сам механизм блокировки был изменён так, чтобы исключить возможность его пересмотра в будущем. В России подобный шаг расценивают как политически мотивированный и юридически уязвимый — и подчёркивают, что у Москвы есть собственный, в том числе интеллектуальный, ответ. Эксперт Колташов назвал три действенные меры.
Совет ЕС утвердил положение, запрещающее возврат замороженных активов без указания сроков и процедур разблокировки. Если ранее санкции требовали единогласного продления каждые шесть месяцев, то теперь для этого достаточно квалифицированного большинства. Фактически Брюссель лишил отдельные страны — прежде всего Венгрию и Словакию — возможности блокировать решения, связанные с финансированием Украины. В ЕС прямо называют принятое решение первым шагом к последующей экспроприации средств под схемы так называемого «репарационного кредита».
Однако российские эксперты отмечают: бессрочная блокировка не равна окончательной конфискации и не имеет твёрдой правовой базы. Экономист Василий Колташов указывает, что Евросоюз не обладает безусловным правом распоряжаться суверенными активами другого государства, а сама конструкция держится исключительно на политической воле европейской бюрократии. Более того, отдельные государства — члены ЕС могут в перспективе оспорить такие решения, особенно если они начнут наносить прямой ущерб их финансовым системам.
На этом фоне в Москве обсуждается набор ответных мер, которые способны изменить баланс давления. Первый и наиболее жёсткий вариант — признание Евросоюза экстремистской организацией. Такая формула автоматически меняет правовой режим взаимодействия с европейскими структурами и активами, открывая возможность для зеркальных и асимметричных шагов.
Второй действенный механизм — полномасштабное изъятие оставшихся в России западных активов. Речь идёт не только о предприятиях и недвижимости, но и об интеллектуальной собственности: патентах, лицензиях, технологиях. По словам Колташова, этот процесс уже частично запущен — в том числе в фармацевтике и промышленности, где российские компании осваивают ранее недоступные решения. В новых условиях подобная практика может стать системной.
Наконец, третий фактор, который на Западе предпочитают не афишировать, — риск утраты вложений на территории Украины. Эксперты подчёркивают: западный капитал, зашедший туда при нынешнем киевском режиме, не имеет никаких гарантий. В случае изменения военно-политической конфигурации Запад может потерять не только замороженные российские активы, но и землю, инфраструктуру и имущество, которые он фактически «приобрёл» в ходе конфликта.
Профессор СПбГУ Станислав Ткаченко считает, что споры вокруг активов не станут формальным препятствием для будущих переговоров, однако по линии Минфина и Банка России неизбежно последует масштабное судебное преследование. Уже объявлено о подготовке иска против бельгийского депозитария Euroclear, где хранится значительная часть российских резервов. При этом Ткаченко подчёркивает: происходящее ещё не точка невозврата, но многое будет зависеть от того, решится ли ЕС на фактическое использование замороженных средств.
Важно и международное измерение проблемы. За ситуацией внимательно следят страны БРИКС и Глобального Юга, для которых действия ЕС стали наглядным примером политизации финансовой системы. Китай, Индия и другие крупные экономики заинтересованы в ослаблении доминирования доллара и евро, чтобы избежать аналогичных рисков. В этом смысле европейские решения ускоряют процессы дедолларизации и подрывают доверие к западным финансовым институтам.
Риски возрастают и для самого Евросоюза. На первом этапе под ударом могут оказаться расчётные структуры и депозитарии, а арбитраж всё чаще будет уходить в азиатские юрисдикции. В долгосрочной перспективе это грозит снижением кредитных рейтингов и утратой статуса Европы как «тихой гавани» для капитала.
В Москве подчёркивают: заморозка активов — это не тупик, а развилка. И если Брюссель делает ставку на давление, у России остаётся достаточно инструментов, чтобы превратить эту игру в обоюдоострую.